Анна Ахматова: «У меня в Кисловодске был роман...с Лермонтовым»
23 июня исполняется 135 лет со дня рождения Анны Андреевны Ахматовой, выдающейся русской поэтессы.
Кавминводы Анна Адреевна Ахматова посетила лишь однажды.
Летом 1927 года по путёвке, которую ей достали друзья, она около месяца лечилась в Кисловодском санатории ЦЕКУБУ (Центральная комиссия по улучшению быта учёных) на Крестовой горе, весьма популярном и престижном в среде отечественной интеллигенции.
Далеко не всякому желающему удавалось сюда попасть. Только волею случая, благодаря поддержке тех, кто её любил и уважал (она сама не предпринимала ровно никаких усилий, чтоб хотя бы на некоторое время выбраться из череды суровых будней, иссушающих душу и тело повседневных забот). Анна Ахматова смогла посетить солнечный Кавказ.
Попасть в Кисловодский или любой другой южный санаторий в те годы являлось делом непростым, поскольку все лечебные учреждения подобного типа были расписаны по разным государственно-партийным ведомствам. У Анны Ахматовой как человека свободной профессии такие права сводились к минимуму, и надо было прибегнуть к бюрократическим уловкам для зачисления её в ранг советских служащих, обретающих возможность социальных льгот.
Как признавалась потом Анна Андреевна своему добровольному биографу Павлу Лукницкому, ехала она на Кавказ «смятенная, гневная, печальная, отчаянная» и при этом желала себе смерти. Но добравшись до пункта назначения, увидела мирные горы и библейскую в своей простоте жизнь - и расхотела умирать. Петроградское бытие с его нищетой, голодом и литературной травлей осталось в каком-то другом измерении. Здесь же царствовали природа и передовая курортная медицина, а на горных тропинках мелькали великие тени - Пушкин и Лермонтов.
По его воспоминаниям удалось установить с достаточной мерой вероятности даты пребывания Анны Ахматовой в Кисловодске: с 20 июня по 20 июля 1927 года.
Санаторий на Крестовой горе предстал перед Ахматовой во всём блеске своего лечебно-профилактического арсенала. У самого подножия горы находились главный вход в курортный парк и фокус притяжения всех отдыхающих - Нарзанная галерея.
Санаторные контакты Анна Ахматовой, учитывая кратковременность пребывания на Водах, вряд ли были многочисленными. В июне 1927 года компанию Анне Ахматовой в прогулках по парку и к источнику составляли поэт и переводчик Самуил Маршак, создатель МХАТа Константин Станиславский, ведущий актёр того же самого художественного театра Василий Качалов, сравнительно давно знавший, искренне обожавший Ахматову как женщину и поэта, и профессор Рубен Абгарович Орбели (из славного семейства российских учёных Орбели).
Гуляли не просто так, а по науке: с начала XX века в Кисловодском парке применялся эффективный метод лечения «дозированными восхождениями» - терренкур. Без резких усилий и перенапряжения Ахматова с новыми знакомцами поднимались на значительные высоты. Её здоровье шло на поправку.
В немалой степени способствовал этому и нарзан. Как раз в 1927 году пробурили новую геологическую скважину возле Нарзанной галереи Кисловодска и почти с 70-метровой глубины вывели на поверхность так называемый доломитный нарзан.
В это же время по проекту архитектора Павла Еськова в Кисловодске построили Октябрьские ванны на 60 кабин, поименованные так в честь 10-летия Октябрьской революции. Название недвусмысленно намекало, что купание в минеральной воде перестало быть аристократической забавой и стало открыто для широких трудящихся масс.
Однажды вместе с литературоведом Евгением Шамуриным Ахматова пришла к нарзанному источнику, а он вдруг перестал литься - будто кто-то властным решением взял да и отключил воду. Подождали несколько минут, но ничего не изменилось. Тогда Анна Андреевна с мрачным спокойствием сказала: «Ну, пойдёмте отсюда, а то он совсем засохнет». Юмор не отказывал ей никогда, даже и в куда более суровых ситуациях.
Ахматова не оставила восторженных записок об излечившем её городе. Пожалуй, можно считать, что за неё это сделал её близкий друг, поэт Осип Мандельштам, который в том же 1927 году опубликовал очерк «Кисловодск весной»: «Да, замечательные вещи - воздух и солнце в Кисловодске! Но ещё замечательней - нарзан. Это уж совсем что-то живое. Это как будто просто углекислая вода, которая излечивает сердечные болезни, но это не так «просто». Это - шампанское, бьющее прямо из земли. Натуральное шампанское - возбуждающее, чуть-чуть пьянящее... Сядешь в ванну, и тело моментально покрывается пузырьками - как бы серебряной чешуёй. Струйками со дна подымаются эти пузырьки, всё больше и больше, - вода точно закипает от присутствия в ней человеческого тела, и кажется, что и тело в соединении с нарзаном начинает излучать теплоту, кипит в ласковых иглах нарзана, теплеет, розовеет... Сидит в ванне человек, какой-нибудь такой седой, с печальными глазами, и улыбается. А выходит из ванны, тело оранжевое - совсем Аврора! Усталости не знаешь в Кисловодске - с каждой новой ванной нарзанной как будто начинаешь снова жить».
Кисловодск отозвался в творчестве Анны Ахматовой двумя ныне известными читателю поэтическими созданиями, такими редкими во второй половине 20-х годов.
В обоих случаях обозначено место их появления. Первый кисловодский поэтический опыт с характерным названием «Кавказское» несёт в себе отчётливо акцентированный биографический подтекст, воспоминание о не таком уж далёком прошлом, представленном как давно минувший пласт счастливой жизни.
Здесь Пушкина
изгнанье началось
И Лермонтова
кончилось изгнанье.
Здесь горных трав
легко благоуханье,
И только раз
мне видеть удалось
У озера,
в густой тени чинары,
В тот предвечерний
и жестокий час -
Сияние неутолённых глаз
Бессмертного любовника
Тамары.
Июль 1927, Кисловодск
Это бесспорно элегическое посвящение двум гениям русского поэтического Олимпа, навеянное пребыванием в Кисловодске.
«У меня в Кисловодске был роман... с Лермонтовым», - призналась Анна Ахматова Лукницкому, вернувшись с Кавказа.
Признание тем более неожиданное, что до этой поездки она не слишком любила лермонтовскую поэзию: она казалась ей слишком пышной, маскарадной. Но на фоне кавказского ландшафта к Ахматовой пришло точное наитие, что эта особая приподнятость - природная, изначальная особенность его поэтического голоса. В ней нет ничего фальшивого, пошлого, театрального. Именно в Кисловодске написано стихотворение, в котором Ахматова впервые объединяет Пушкина, которого считала эталоном поэта на все времена, и заново оценённого ею Лермонтова. Характерно, что общими в судьбе этих таких разных художников оказываются изгнание и Кавказ как место ссылки.
Поэтесса, уже успевшая испытать на себе весь мертвящий ужас идеологического прессинга, ещё не раз будет разрабатывать в своём творчестве тему «Поэт и царь».
Однако когда в скором времени историк литературы Павел Щёголев предложил Анне Андреевне собрать и прокомментировать воспоминания современников о Лермонтове, она отказалась. И это несмотря на то, что остро нуждалась и в работе, и в деньгах. Свой отказ объяснила так:
«Лермонтов жил очень недолго. Никто его жизни не увидал, не понял. А потом кинулись писать воспоминания. Людям этим уже было под 60. Они ничего не помнили и списывали друг у друга».
О том же она говорила в беседе с историком искусства Виктором Василенко:
«Лермонтов был великим поэтом, но о нём узнали лет через 15-20 и ужаснулись, что потеряли. Лермонтов - это самое трагическое - даже умер, не зная, что он великий русский поэт. И долго вся Россия не знала, что погиб второй великий поэт России. Ведь те, кто окружал его в Пятигорске, Кисловодске, это были средние маленькие люди, офицерики пошловатые».
Драму жизни Лермонтова Ахматова переживала как собственную. Тем летом 1927-го в Кисловодске из уст давнего и почти забытого знакомого ей довелось услышать новые подробности подлинной семейной трагедии, в результате которой семь лет назад погиб её старший брат Андрей Горенко.
В 1920 году Андрей Андреевич и его жена Мария, которые тогда жили в Афинах, потеряли единственного и горячо любимого четырёхлетнего сына Кирилла, скончавшегося от лихорадки. Не в силах перенести горе, супруги приняли решение уйти из жизни. В дешёвой гостинице «Кронион», пользуясь одним и тем же шприцем, муж и жена ввели себе в вену большую дозу морфина. Утром местный аптекарь застал их в номере: Андрей при смерти лежал на диване, Мария была мертвенно-бледна, однако подавала признаки жизни. Чету отвезли в больницу, но мужчину спасти не удалось, а его жена уцелела. Там же выяснилось, что она беременна, и через семь месяцев у Марии Горенко родился здоровый ребёнок, которого в честь отца она назвала Андреем.
Впервые о гибели брата Анна Ахматова узнала только в 1921-м. Она говорила Лукницкому, что в том году пережила настоящий ужас, когда один за другим погибли три самых близких ей духовно, самых дорогих человека - Александр Блок, Николай Гумилёв и Андрей Горенко.
«И вот я одна осталась из всех». Под «всеми» Ахматова подразумевала своих братьев и сестёр. Сестра Ирина умерла ребёнком в 1896 году, Инна и Ия сгорели от туберкулёза в 1906-м и 1922-м, Андрей погиб в 1920-м, младшего брата Виктора долгие годы Анна Андреевна считала без вести пропавшим.
Судьба не щадила её с ранней юности. Женщина Анна Горенко страдала - поэт Анна Ахматова взяла реванш над роком.
Физическая невесомость и духовная несгибаемость - вот что поражало современников в Ахматовой. Облик молодой Ахматовой пронзил сердце Василия Качалова, когда он встретил её в санатории ЦЕКУБУ. «Она была такая худенькая, бледная и вот с такими серыми глазами», - рассказывал он литературоведу Виталию Виленкину, двумя пальцами показывая, с какими именно: от брови до щеки.
После внезапного отъезда Ахматовой из Кисловодска Василию Ивановичу стало тошно «даже смотреть на оставшихся дам», о чём он тут же известил её в довольно длинных стихах, отправленных вслед.
В следующий раз Качалов и Ахматова встретились через 20 лет - в гостиной вдовы писателя Михаила Булгакова Елены Сергеевны. В тот вечер у прототипа булгаковской Маргариты было мало гостей, и довольно часто повисала неловкая тишина. И тогда Василий Иванович стал вспоминать встречу в Кисловодске и свои старые стихи, попытавшись даже что-то процитировать.
Ахматова с улыбкой поддержала эту тему, и за столом стало чуть-чуть теплее. Потом вдруг сказала Качалову: «Мы ведь с вами канделябры эпохи, не правда ли?» Начисто лишённая архаики и снобизма, она всегда сохраняла великолепное чувство самоиронии.
«Какая страшная жизнь ждёт эту великую женщину после смерти - воспоминания современников!» - воскликнула как-то актриса Фаина Раневская, которую связывали с Анной Андреевной годы долгой и нежной дружбы. Сама Ахматова «свидетельствам очевидцев» верила с трудом. И даже про пушкинский памятник на Тверском бульваре с уверенностью говорила: «Пушкин так не стоял!» Ведь истинный поэт знает лучше прочих, как всё обстоит на самом деле. А Ахматова была настоящей.
23 июля 1927 года уже из Ленинграда возвратившаяся с Кавказа Анна Ахматова телеграфирует в Бежецк свекрови и сыну: «Вернулась из Кисловодска. Жду вашего приезда. Аня».