«Я родом не из детства – из войны…»
«Я родом не из детства – из войны…»
Чем дальше по времени отстоит от нас Великая Отечественная война 1941-1945 годов и дольше длится мирное время, тем больше она требует, чтобы её помнили через правдивую хронику событий, воспоминания современников и сопереживания. Через беспредельное испытание человеческого духа ВОВ сформировала особых людей, которых мы называем «поколением победителей». Это не только солдаты и офицеры, но и женщины, старики и дети, которые в чудовищных условиях военного времени помогали Победе, работая в поле, у станка, в госпиталях, участвуя в партизанском движении и в боевых действиях.
Дети войны помнят многое: обстрелы и бомбёжки, смерти и голод, эвакуацию, оккупацию и зверства врага, проявления героизма и милосердия, человеческой подлости и трусости. Многие из них были лишены родительской заботы, выросли в неполных семьях, в детских домах, учились и жили в экстремальных условиях, но совершили подвиг уже тем, что остались живы и стали свидетелями войны. Именно война сформировала их раннюю зрелость, силу духа, высокие принципы и любовь к Отчеству. После Победы они отстраивали разрушенные города, поднимали экономику, науку, культуру и принимали участие в первом полёте человека в космос… Сегодня последнее поколение очевидцев – это те, кому в годы войны было от 4 до 16 лет. Они передают живую память о военном лихолетье детям и внукам, делятся своими воспоминаниями в фильмах, книгах и газетных материалах.
В данной подборке мы приводим фрагменты воспоминаний членов общественной организации «Дети войны», созданной при Кисловодском городском Совете ветеранов (КСВ), возглавляет которую Сергей Вагаршакович Нерсесян. Это свидетельства о войне, которую они пережили в Кисловодске и в других регионах России.
Лидия Николаевна Муратова (ответственный секретарь КСВ; врач).
– Во время войны мы жили на улице Гоголя. В 1943-м, во время оккупации мне исполнилось 5 лет. Через нашу улицу летали немецкие самолёты – бомбили техническую базу на улице Седлогорской, а когда враг занял город – уже наши самолёты летали над нами и сбрасывали бомбы в этот район. Как-то после бомбёжки мы, дети, вылезли из-под кроватей, заваленных матрасами и подушками для защиты от осколков, и пошли на перекрёсток улиц Орлиной и Седлогорской, чтобы посмотреть на разрушения. То, что мы увидели – не забыть: по всей округе на деревьях висели части человеческих тел. Это было очень страшное зрелище, особенно для нас, детей!
Когда немцы захватили город, то ввели для населения ряд обязательств, одно из которых – регистрация собак. Мы с папой повели собаку на регистрацию по улице Толстого. И вдруг началась бомбёжка. Папа закрыл меня, а я нашего пса Бобика. Так и лежали. В самом начале войны разбомбили магазин, в котором работал мой отец. Он, честный человек, был просто «раздавлен» мародёрством, которое происходило на его глазах. Было ему тогда уже за 50. После перенесённого тяжёлого инсульта на фронт его не взяли.
Нина Петровна Добрикова (оператор-технолог).
– Жили мы тогда в селе Даниловка Волгоградской области. К началу войны мне было 7 лет. Помню, как мучительно провожали мы отца на фронт. Возле сельского клуба собрались призывники и провожающие. Я обнимала папу за колени и плакала навзрыд, а мама прижимала к себе младшую сестру и тоже плакала. После команды «Встать в строй!» десятки мужчин пешим строем отправились на призывной пункт в райцентр. А за ними клубилось огромное облако пыли, закрывая от нас уходящих, и мы тогда поняли, что навсегда… Во время оккупации немцы много раз заходили к нам в дом. Бабушка их выгнать не могла, но прятала молодую маму за печкой – боялась насилия. Я тоже страшно боялась немцев, но потихоньку следила за ними и сообщала бабушке о каждом шаге фрицев во дворе. Они забрали всю птицу, небольшие припасы, а корову мы успели увести. Война запомнилась как череда голода и бедствий. Картошка не уродилась, корова, которую удалось спасти, объелась с голоду люцерны и погибла. А мы с подружкой, пытаясь помочь близким, брали котомки и шли в другое село просить милостыню, но везде было голодно. Отец мой с фронта не вернулся – пропал без вести.
Сергей Вагаршакович Нерсесян (педагог, дирижёр, автор сборников на тему военного детства, Почётный ветеран Ставрополья).
– Мама моя всю войну проработала в кисловодском госпитале №2047 – бывшем санатории им. Андреева (район ж/д вокзала – авт.), главным врачом которого был хирург, профессор Тимофей Ефимович Гнилорыбов. В период оккупации в глубоком подполье он провёл 205 операций, в том числе 4 операции на сердце. Раненых бойцов с большими предосторожностями прятали у себя местные жители, а при необходимости тайно доставляли в госпиталь к профессору. Случай, о котором хочу рассказать, произошёл до оккупации. Я, 10-летний мальчишка, пришёл к маме на работу и увидел, как профессор водит по ступенькам вверх и вниз молодого солдата, у которого только что сняли гипс с рук и ног. Юноша кричал от боли, ругался, а Тимофей Ефимович утешал его как ребёнка. Я тогда очень расстроился из-за того, что солдат мучился, а его таскали вверх-вниз. Но мама позже мне объяснила, что это были тренировки по методике профессора, которые ускоряют выздоровление, так как тренажёров в госпитале не было. Солдат тот на самом деле быстро встал на ноги, и я был свидетелем, как перед отправкой на фронт, он целовал своего спасителя и просил прощения за то, что ругался. До сих пор вспоминаю эту картину со слезами. Мой отец, к счастью, вернулся домой живым. Но из-за многочисленных осколков ему ампутировали ногу.
Элеонора Николаевна Казьмина (инженер-строитель).
– Войну я помню с 3-х лет. Жили мы тогда в Ставрополе на ул. Казачьей. Папа был на фронте, но положенной продовольственной карточки от отца мы не получили. Врезалось в память, как мы с мамой ходили на рынок и продавали домашние вещи, чтобы выжить. Продали всё, что можно. Комендатура была поблизости от нашего дома, поэтому немцев в военной форме мы видели часто и прятались от них в подвале. Все жители города должны были отбывать трудовую повинность. Жить было не на что, помню, как моя красивая, худенькая мама надела своё единственное платье и отправилась устраиваться на работу. Это было невероятно, но её отпустили со словами: на стройке вы работать не сможете! Это было чудо!
Город часто бомбили, особенно район рынка, где был наш дом. Мы спасались от бомбёжек, залезая под железные кровати и в погреб. А чтобы утолить голод – поедали разную травку: кашку, акацию, стебли растений, но обязательно спрашивали разрешения у взрослых. Когда немцы ушли, мама наконец устроилась на работу, а из Сочи, бросив свою квартиру, к нам на помощь приехали бабушка и дедушка. После войны в закрытый город Сочи они так и не смогли вернуться…
Галина Александровна Головащенко (мастер-технолог кисловодской обувной фабрики, награждена орденом Трудового Красного Знамени).
В 1942 году я училась в первом классе школы №1. После уроков нас со старшей сестрой Эммой, как и других школьников, отправляли в госпитали ухаживать за ранеными бойцами. Домой мы приносили груды бинтов для стирки – это было наше «домашнее задание». Чтобы нагреть воду, мы собирали шишки, на которых растапливали самовар. Затем замоченные бинты варили в кипятке, сушили, гладили печным утюгом, сматывали в рулоны, а после уроков приносили в госпиталь. И так было почти каждый день, кроме 5 месяцев оккупации (с 14 августа 1942 г. по 8 января 1943 г. – авт). Раненые кричали: Дочки, родные, спойте нам! И часто просили спеть «Бескозырку», а после Сталинградской битвы – «Есть на Волге утёс». Но если песню про моряка с Ордынки и сегодня поют артисты, то вторую – про Волгу и Сталинград – знают немногие:
«Есть на Волге утёс, он бронёю оброс, что из нашей отваги куётся,
В мире нет никого, кто не знал бы его, он у нас Сталинградом зовётся.
На утёсе на том, на посту боевом встали грудью орлы-сталинградцы,
Воет вражья орда, но врагу никогда на приволжский утёс не взобраться!
Там снаряды гремят, там пожары дымят – Волга-матушка вся почернела,
Но стоит Сталинград, и герои стоят за великое правое дело!
И в дыму боевом смерть гуляла кругом, но герои с поста не сходили,
Кровь смывало порой свежей волжской водой, и друзей без гробов хоронили.
Ой ты, Волга-река, глубока, широка, ты видала сражений немало,
Но такой лютый бой ты, родная, впервой на своих берегах увидала.
Сколько лет ни пройдёт, не забудет народ, как на Волге мы кровь проливали,
Как десятки ночей не смыкали очей, но врагу Сталинград не отдали.
Мы покончим с врагом и к Победе придём – солнце празднично нам улыбнётся,
И на празднике том об утёсе споём, что у нас Сталинградом зовётся!»
В Кисловодске работал хороший доктор Андрей Андреевич Перекрестов, который буквально спас меня от гибели, но об этом позже. С началом войны Андрея Андреевича забрали на фронт военно-полевым хирургом, а его семья осталась в городе. У любимой жены доктора Зиночки фамилия была Кауфман. Когда город заняли немцы, его жену, 6-летнего сына Виктора и родителей – отца врача Михаила Ильича и маму Маргариту Робертовну – арестовали и после издевательств бросили в подвал Гестапо (здание городской прокуратуры – авт.), где уже сидела я, 8-летняя девочка. А дело было так. Рядом с нами на пр. Будённого (сегодня это ул. Дзержинского – авт.) жила еврейская семья. Когда начались облавы на евреев, Роза – мать этого семейства – привела к нам свою дочку Бэллу и попросила спрятать. Моя мама Елена отвела девочку в подсобное помещение, укрыла за печкой и кормила по ночам. А тем временем Бэллу искали. Кто-то доложил, что её спрятали у нас. Один предатель-полицай из местных выследил мою маму, и Бэллу забрали. Потом забрали и меня в качестве назидания остальным. Там, в подвале, всю семью Кауфманов расстреляли при мне. От страшного потрясения меня спас немец, который в момент казни закрыл моё лицо полой шинели. В подвале я просидела 10 дней. Повезло, что не убили. Думаю, меня отпустил тот самый немец – в нём ещё было человеческое сочувствие. Мама говорила, что полицай, который выдал нас, покинул город вместе с немцами, а его сестра от позора повесилась. Доктор Перекрестов пришёл с фронта и на бывшем городском кладбище, где хоронили умерших в госпиталях бойцов (пр. Цандера, мемориальный комплекс «Воинская слава» – авт.) поставил своей загубленной семье памятник с 4-мя фотографиями. Через много лет перенёс их прах на кладбище в районе ул. Фоменко. Золотой был человек! Уже после оккупации мы с мамой поехали в Нальчик, где меня покусали слепни, да так, что ноги нагноилиь и стали чернеть. Из-за этого я осталась в 3-м классе на второй год. Ничего не помогало. Доктор Перекрестов и после войны лечил людей. Мама решила обратиться к нему за помощью. Андрей Андреевич принял нас, осмотрел мои раны и выписал мазь, с помощью которой я пошла на поправку! Потом он занимал разные высокие должности и даже был первым секретарём Кисловодского горкома партии.
Из документов:
Из материалов комиссии Ставропольского крайоно по ликвидации последствий немецко-фашистской оккупации: «Свыше 2 тыс. детей школьного возраста были расстреляны фашистами. В период оккупации гитлеровцы расстреляли в г. Ставрополе свыше 100 детей, в г. Георгиевске – 117, в г. Ессентуки – 17 (учащиеся СШ №2), в Теберде – 10. (За 5 месяцев оккупации в Кисловодске были жестоко замучены более 400 детей – авт.) Большой процент угнанных на каторжные работы – это учащиеся старших классов 14-17 лет. В Германию было отправлено 4 эшелона (подростков – авт.).
Юлия ДЮБУА.
/Продолжение следует/.
P.S. Редакция «КГ» просит жителей Кисловодска поделиться своими воспоминаниями о ВОВ. Звоните по тел: 6-28-40, пишите по адресу: Кисловодск, ул. Кирова, 74, Редакция «Кисловодской газеты».
