Электричка – источник знаний!?

И в шутку и всерьёз

Электричка – источник знаний!?

Стержень Кавказских Минеральных  Вод – железная дорога. 17 мая 1894 года – началось регулярное движение поездов на участке Минеральные Воды — Кисловодск. Первый электропоезд отправился от перрона Минераловодского вокзала 6 ноября 1936 года.

Ах, электричка семидесятых-восьмидесятых годов прошлого века! Это было не только средство передвижения, но и привычное место общения для  многих кисловодчан. Я подхожу к третьему вагону за пять минут до отправления поезда и знаю, что в одном из купе с третьей стороны уже занял место Брежнев! Не улыбайтесь. Славный Славка, технарь, мастер на все руки, чудесный рассказчик ездил куда-то за медицинским оборудованием для санаториев Кисловодска.

А у вагона меня вдруг окликает Гена Афанасьев, археолог, работающий в Пятигорском музее краеведения. (Через несколько лет переехал в Москву и вскоре стал заместителем директора Всесоюзного института археологии). Сколько интересных рассказов я услышал от будущего доктора исторических наук. Например, почти пятилетняя история проживания в наших краях будущего императора Византии Льва Исавра (начало VIII века) стала основой моей приключенческой  книги «Отложенная партия», в которой,  да и в последующих, многие герои вполне узнаваемы старожилами Кавминвод (под другими именами, но по знакомым событиям).

Рядом с Геннадием Евгеньевичем его папа, работающий на Пятигорском телевидении. С ним разговаривает о чём-то Петя Баренбойм, в следующем десятилетии тоже переехавший в Москву, ставший одним из создателей Союза адвокатов СССР, который впоследствии был переименован в Международный союз (содружество) адвокатов. А в нашем веке Баренбойм,  Первый вице-президент этого союза,  уже считался выдающимся современным философом права.

Входим в вагон, Брежнев машет рукой, приглашая. Усаживаемся. В соседнем купе – громкий хохот.

Удивительно, но ехал в Пятигорск, как потом я узнал, в Лермонтовский музей, и Борис Матвеевич Розенфельд, краевед, создатель музея при Кисловодской филармонии. Блестящий рассказчик вспоминал вычитанную где-то историю о «первом концерте» великого Шаляпина. Юный Фёдор, тогда ещё неизвестный хорист, по просьбе мецената, пытался исполнить какой-то рассказ, начал своё выступление, потом забыл текст, повернулся, смущённо ушёл со сцены, этим вызвал бурю аплодисментов, крики «бис», вернулся, попробовал ещё что-то прочесть, снова забыл… Но свои тридцать копеек – первый гонорар – получил…

Хохотал Валя Ходжаев, экономист, работающий в Пятигорской конторе  Курортпродторга. Он почему-то упорно скрывал  от меня тогда (признался позже) родство с самым известным  архитектором Кавминвод Эммануилом Ходжаевым, построившим  в двадцатом веке  здесь множество  великолепных сооружений. Среди них, кстати, раз уж я упомянул Фёдора Ивановича, дом-музей Шаляпина, расположенный возле железнодорожного вокзала.

А ехал я в тот день на встречу с Петром Георгиевичем Делокасом, управляющим конторой торга, с которым меня и познакомил Валентин Ходжаев. Отличный был руководитель, среди многих его наград через несколько лет появился орден Ленина. Вскоре я написал о нём очерк, опубликованный в газете «Кавказская здравница».

Перед самым отправлением электрички в вагон вбежали и устроились неподалёку от нас мой друг Юра Шахсуваров, преподаватель английского языка в Пятигорском институте иностранных языков, и его коллега Борис Малинин, учивший студентов немецкому языку. С Юрием мы познакомились на первенстве края по шахматам. Я, кандидат в мастера, тогда поделил третье – четвёртое места со Львом Евгеньевичем Омельченко, будущим  международным гроссмейстером, удостоенным этого звания за победу на чемпионате мира в игре по переписке (была такая в прошлом веке, когда не появился ещё потенциальный подсказчик – всезнающий компьютер).

Электричка подходила к станции Подкумок, Малинин, улыбчивый и любящий пошутить, спросил у Шахсуварова:

– Шах, а может, поспорим? – и указал головой в сторону ларёчка на станции. Юра понимающе усмехнулся.

– Нет, брат! Не те, мол, времена. Они-то друг друга хорошо понимали. А Геннадий вдруг спросил меня:

– О чем это они?

Я знал эту историю. Вскоре после возвращения из Кореи, где он был артиллеристом, Малинин стал преподавать в Пятигорском институте, поскольку с 1945 года долго жил с отцом в Германии, потом учился на курсах военных переводчиков, знал язык в совершенстве. А смеялись Юра и Борис, вспоминая, как разыграл соседей по электричке  в далёкие шестидесятые годы юный шутник и заводила.

Вот так же поезд уже почти остановился возле станции. Вдруг Малинин сказал соседям:

– Схожу–ка, я за пивком.

– Да, а электричка подождёт, – хихикая над чудаком, сварливо заметил сосед. Борис сделал вид, что завёлся с полуслова.

– А поспорим на бутылочку, что успею?

– Где же я тебя найду, если опоздаешь?

– Завтра, на том же месте, в тот же час, – ухмыльнулся Борис.

И ушёл.

Одни пассажиры вышли на станции, другие вошли в вагон. А двери всё не закрывались. Прошла минута, другая…

Улыбающийся Борис неторопливо шествовал по перрону с парой бутылок.

Никто ничего понять не мог. Лишь через несколько лет Малинин рассказал Шахсуварову, что водителем электрички был его друг детства, которого он уговорил так «пошутить».

Когда я рассказал это, Баренбойм хлёстко заметил:

– Да ведь детство их давно прошло, а за эту шутку можно было ответить и в суде.

Тут уж вступил журналист Евгений Афанасьев.

– Знали бы вы, каким было их детство. В июне 1941 года мальчишки поехали отдыхать в пионерский лагерь возле Севастополя.

Началась война. Неразбериха.

Скитались бездомные пацаны.

Хорошо, что Борис попался на глаза чудесному человеку, боцману. И стал в свои уже одиннадцать лет юнгой. Воевал до 1943 года, а через десять лет был артиллеристом в Корее…

Эту шутливую заметку я закончу пожеланием нашим электричкам точно соблюдать графики. А о судьбе юнги Малинина ещё напишу очерк.

Валерий Василевский