Правда жизни

Мнение. Правда жизни

Марина Ахмедова – писатель, журналист и блогер родилась в Томске. Семья жила в деревянном доме, внучка была окружена тремя бабушками. К четвёртой бабушке, в Дагестан, отец отправил её, чтобы она выучила его родной язык. Однако, проведя «два мучительных месяца» в дагестанском селе, Марина вернулась домой, не выучив языка отца.

По образованию — филолог, лингвист. Является защитником бездомных животных. Переехав в Москву, училась и работала в небольшой издательской компании, выпускающей медицинскую газету для врачей и пациентов. Журналистом стала случайно: редактор медицинской газеты отправила её на задание, заметив писательский талант. После этого некоторое время Марина Ахмедова работала под псевдонимом и написала массу статей.

Работала в журнале «Русский Репортер», начинала специальным корреспондентом. С 2014 года – заместитель главного редактора.

Постоянный автор журнала «Эксперт». Специализация – интервью, репортажи на социальные темы. Много работала на Северном Кавказе. С 2014 по 2018 освещала военный конфликт на территории Украины и Донбасса.

Автор восьми книг.

В 2012 книга «Дневник смертницы. Хадижа» вошла в шорт-лист литературной премии «Русский Букер». Книги Марины Ахмедовой – «Хадижа», «Крокодил», «Камень Девушка Вода», «Уроки Украинского» переведены на европейские языки.

Лауреат двух премий «Искра» (высшая премия в области печатных СМИ), лауреат премии «Общественная Мысль». У Марины есть официальный сайт, там размещены её правдивые очерки о ситуации на Украине, начиная с Майдана, очевидцем которого она являлась. Сегодня хотим познакомить вас, дорогие читатели с её инстаграмом и одной из последних публикаций…

***

Этот крест сфотографировала я. Под ним лежат какой-то Богдан Прокопчук и еще двое. Похоронили их старики-ополченцы. В тот день на одном из многочисленных блокпостов на пути в Луганск я и застала только двух стариков и молодого ополченца Юру. Сюда же на блокпост привезли двенадцать убитых ополченцев. Руки их были связаны, и было видно, что перед смертью их пытали. Поэтому старики вовсе не хотели хоронить этих троих украинских, которых свои не забрали. Но они лежали у дороги, стояло лето, они разлагались. Тогда их похоронили, поставили им крест из веток молодого дерева и написали на нем – «Здесь лежат украинские солдаты».

Я уже хотела ехать, но Юра предложит познакомить меня с Сережкой. Я согласилась, и мы зашли на поле, и пошли мимо разорвавшихся и неразорвавшихся снарядов. По дороге Юра рассказал, что недавно один местный мальчишка пульнул картошкой в один такой и покалечился. Обошли дом, в котором жила бабушка Юры. Он рассказал, что когда пришли добробаты, Богдан Прокопчук, например, Юра залез на дерево и оттуда доложил своим – кто, как, сколько. По нему ударили градами. Один снаряд полетел прямо над крышей бабушкиного дома. Она выбежала и закричала – «Голод застала! Фашистов застала! И до этой войны дожила!». Она сразу описалась от страха.

А мы все шли по полю к этому Сережке. И я все гадала – кто он? Ребенок, друг, собака? Кто? Наконец мы встали у сгоревшей боевой машины, под ней лежала горстка пепла и обгоревшая косточка. «Сережка» – сказал Юра.

– Я тут телефон нашел после боя, – говорил он, – полистал фотографии — там ребенок маленький. Еще эсэмэски — просил перед боем жену, чтобы матери позвонила, а та, чтоб за него молилась. Позвонил по нему жене — мне ж не жалко. Сказать, что ее муж умер. А трубку взял сам хозяин телефона, он, оказывается, из этого боя живым вышел. Судя по голосу, мужик опытный, наверное, офицер. Я спрашиваю: «А кто под машиной?» Он говорит: «Сережка. Новобранец». Не знаю, говорит, как его родителям сказать. А с ними еще один был. Кричал: «У меня ребенок только родился! Не убивайте!» А нам же не жалко его не убивать, мы его не убили, в больницу отвезли.

Он раненый был, там от потери крови скончался. Не, ну ты представь! Этот дома там живой сидит, а Сережку убили! Я этому тогда в телефон говорю: «Слушай, ты к нам больше не ходи. И пацанам вашим скажи, чтоб не ходили». А мы с ним по-русски разговаривали, он по-украински не умеет. Он тогда и говорит: «Не пойду и пацанам скажу. А ты похорони, пожалуйста, Сережку». Будет у меня выходной, я Сережке крест поставлю. Не, ну ты представь! Он там живой, а от Сережки ничего не осталось! Так что не покажу я тебе Сережку. Извиняй.

Я думаю, того креста уже нет, его смяли в бою. Так что этот Богдан Прокопчук, еще двое и Сережка – пропавшие без вести на земле Донбасса, куда они пришли с войной. Да кому они нужны? Зеленскому? Тем, кто из майдана продрался к власти и все восемь лет пировал? Кто их вспомнит? Вот я помню эпизодически. Юра помнит. И матери их помнят. Матери-то каждый день помнят так, будто все было вчера. Я знаю, что меня не читают ни те гражданские, которым вчера раздали оружие, ни украинские военные. Но все-таки. Все заканчивается, и потом никто ничего не помнит.

Кроме матерей.

Инстаграм marina.slovo