№26 от 23.06.21 г. Пережил расстрел и фашистское гетто

№26 от 23.06.21 г. Пережил расстрел и фашистское гетто

Очевидцев первых дней и месяцев Великой Отечественной войны остались единицы. Один из них – Георгий Владимирович Хамиловский – живет неподалёку от того места, где формировали перед отправкой на фронт маршевые роты призывников-кисловодчан. В 1978-м году в память о земляках, павших на полях сражений, здесь воздвигли мемориал «Журавли».

Героизм, искупивший ошибки

22 июня в Кисловодске, как и по всей стране, прошла патриотическая акция «Свеча памяти». Её суть отражают слова, начертанные на постаменте мемориала «Журавли»: «Живущие перед вами в вечном долгу».

В акции участвовали ветераны, школьники, гимназисты, члены военно-патриотических клубов, представители политических партий и общественных организаций, священнослужители, руководители города-курорта.

Всем им волонтёры вручили свечи, трепетный огонёк которых символизировал безвременно оборванные жизни земляков, защищавших Отчизну.

Патриотические речёвки, песни и музыка еще больше обострили щемящие чувства собравшихся. Ведь среди участников акции были и потомки тех, чьи имена увековечены на Стене Памяти рядом с архитектурно-скульптурной композицией, запечатлевшей скорбящую мать и рвущихся в небо журавлей – души погибших.

Тем временем ведущие напомнили, что из Кисловодска на фронт ушли десять тысяч мужчин. Из них около шести тысяч сложили головы в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Для крохотного предвоенного Кисловодска это огромная потеря.

А ведь погибших красноармейцев было бы в разы меньше, если бы не ошибки, допущенные руководителями СССР в канун Великой Отечественной войны.

Лишь беспримерный героизм бойцов и командиров подразделений Красной Армии, попавших в окружение в первые дни войны, сдерживал продвижение врага к сердцу страны – Москве. Вот почему весь мир чтит память защитников Брестской крепости

Поскольку 22 июня – День не только скорби, а и памяти, то следует помнить и о том, чем была обусловлена череда страшных поражений РККА в  первые дни и месяцы войны.

«Маршал Победы» Георгий Константинович Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» о событиях 22 июня 1941 года написал так: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развёрнутыми на важнейших стратегических направлениях силами, нами не предполагался».

Но ведь в то роковое утро границу СССР перешли не десятки диверсантов с ножами за голенищем, а сотни тысяч солдат Вермахта при поддержке десятков тысяч тяжёлых танков. Как можно было не заметить их подготовку к нападению на Советский Союз?

К войне с капиталистическими странами Европы в СССР готовились с середины 30-х годов. Были предприняты огромные усилия по развитию оборонных отраслей промышленности, разработке новой военной техники.

В то же время массовые незаконные репрессии в Вооружённых силах, оборонной промышленности и науке, в органах госбезопасности нанесли серьёзный ущерб усилиям Советского Союза по обеспечению должной обороноспособности. В частности, в советских разведслужбах в 1937-1938 годах были репрессированы сотни сотрудников центрального аппарата и разведчиков, работавших «в поле». Вот почему дезинформация, которую целенаправленно распространяли немецкие пропагандисты, давала основание Сталину считать, что Вермахт нацелен прежде всего на разгром Англии, а не Советского Союза.

На основе неверно определённых сроков начала войны РККА подверглась исключительно масштабной реорганизации, которая могла дать  свои плоды только за пределами 1941 года.

Роковую роль сыграла и установка Сталина – не провоцировать Германию военными приготовлениями на границе. В результате даже в июне 1941 года войска приграничных округов не были заблаговременно приведены в боевую готовность и до начала гитлеровского нападения не заняли позиций для обороны.

Таким образом, Вермахту удалось нанести тотальное поражение первому стратегическому эшелону РККА и за несколько месяцев захватить огромную территорию в европейской части СССР.

В том числе и почти всю Украину, где в то время жил родившийся в Кисловодске Жора Хамиловский.

Сына «врага народа» – с глаз долой

Даже сейчас, в свои 87 лет, Георгий Владимирович точно не знает, почему и каким образом он, родившийся в Кисловодске, трёхлетним малышом, попал в детский дом украинского города Мариуполя.

– От меня все родственники это скрывали. И даже когда после войны я, уже подросток, приставал с этим вопросом к отцу, он всякий раз уходил от ответа.

Лишь на основе случайно услышанных реплик бывший сотрудник органов госбезопасности Хамиловский, выстроил версию произошедшего с ним в 1937-м году.

Его мать Александра Соловьёва и отец Владимир Хамиловский приехали в Кисловодск с Украины с сынишкой Толиком. Жили в коммуналке на территории нынешнего музея художника Ярошенко. Потом им дали однокомнатную квартиру в доме напротив нынешней клиники имени Ленина. Там в 1934-м году и родился второй сын – Жора. А спустя три года его отца Владимира Георгиевича осудили как «врага народа».

Георгий Владимирович считает это основной причиной своих дальнейших злоключений.

Вероятно, его молодая мать побоялась с клеймом семьи «врага народа» оставаться одна с двумя сыновьями на руках и родственников, которые жили в прилегающем к Мариуполю посёлке Волонтёровка, забрать к себе её младшего сына.

Те так и сделали. Однако и в Волонтёровке жизнь у маленького Жоры не сложилась.

Дед был жестокий человек. До войны он не уходил на работу до тех пор, пока ни изобьёт бабушку до крови.

Видимо, деда бесило, что младшая дочь уехала на Юг с человеком, который на 20 лет старше её. Да еще и татарин.

– Мол, от него «нагуляла» ребёнка и теперь надумала «сбросить» на них сына «врага народа».

Дед категорически отказался от такого «подарка», и трёхлетнего Жору определили в дет­ский дом Мариуполя. Там его поначалу записали как Бесфамильного. Затем закрепилась фамилия матери – Соловьёв. А о том, что он Хамиловский, Жора узнал только после войны.

Георгий Владимирович убеждён, что Хамиловский – фамилия не еврейская, а татарская:

– Будучи взрослым, я одно время жил в татарском посёлке, и там меня принимали за своего, поскольку у них есть подобные фамилии.

Из еврейского гетто спас полицай

Детдомовские ребятишки на уроки ходили в обычную городскую школу. Вот как Георгий Владимирович вспоминает первые дни оккупации:

– В сентябре 1941 года, как обычно, сидели на занятиях и вдруг в окно увидели мотоциклы с колясками. Мы и обычных-то мотоциклов прежде не видели. А тут с колясками!

По пути из школы в детский дом надо было перейти дорогу. Смотрим, а на ней почти до горизонта – запряженные громадными лошадьми-тяжеловозами немецкие обозы, грузовики, танки. Они двигались в сторону Ростова.

В Мариуполе до войны действовал крупный металлургиче­ский комбинат. Фашисты его не бомбили и не обстреливали из орудий. Намеренно берегли для себя.

Когда оккупировали город, то приказали всем сталеварам из чугунно-литейных и мартеновских цехов, а также обслуживавшим доменную печь продолжить работу. На комбинате был знаменитый мастер-сталевар по фамилии Мазай. Он не подчинился приказу оккупантов и попытался вывести с завода свою бригаду. Тогда фашисты для устрашения других рабочих прямо на проходной расстреляли всех 12 человек.

Детдомовские – ребятишки самостоятельные, боевые. Прослышали, что на «Юге» (так тогда на Украине называли Северный Кавказ) ещё нет немцев. И вот несколько детдомовцев, в их числе и восьмилетний Жора Соловьёв, без колебаний отправились в поход длиной в сотни километров.

Но уже под Ростовом мальчишки попали под артиллерийский обстрел. Вот что запечатлел мозг ребёнка:

– Разорвался снаряд. Мальчишке рядом со мной осколком, как бритвой, отсекло голову. Он ещё стоял и лишь медленно оседал, а на месте головы пузырилась кровавая пульпа. Другой мальчишка раскинул в стороны прямые руки и замертво рухнул на землю.

Я всё это вижу, но ничего не слышу – контузило. Когда чуть пришёл в себя, щупаю штанину и не могу понять: вокруг сухая степь, а у меня штанина мокрая. Осколок снаряда вырвал мясо на бедре и вскользь задел кость.

Это увидели работавшие неподалёку женщины. Йода у них не было. Чтобы «прижечь» рану и остановить кровь, обильно смочили тряпку в керосине и туго привязали её к ране.

Неделю оставшиеся в живых детдомовцы шли назад в Мариуполь. Когда вернулись, выяснилось, что здание детского дома оккупанты заняли под комендатуру. Оставшихся без крыши над головой детей разбирали по домам местные жители.

Вот и Жору разыскала и взяла домой его бабушка. На этот раз деду некуда было деваться – пришлось принять внука. Хотя неприязни к нему не скрывал.

– Положит бабушка мне что-нибудь в тарелку. А он берёт стручок красного перца и давай туда тыкать. Начинаю есть, – во рту всё горит.

Рядом с ними жил настоящий украинский кулак. В своё время у него отрезали кусок земли и отдали деду Жоры под строительство дома. Тем не менее один из сыновей этого кулака, Женя, охотно общался и даже играл с Жорой.

А по другую сторону от их дома жила гречанка. Её муж был страстным радиолюбителем. До войны он потихоньку, в обитом медной фольгой фанерном ящике, собрал радиоприёмник. Кто-то донёс, якобы грек по ночам слушает вражеские радиостанции. Так радиолюбитель стал «врагом народа» и попал в заключение. Узнав, что отец Жоры тоже осуждён как «враг народа», гречанка охотно позволяла вчерашнему детдомовцу играть с её детьми.

Тем временем в громадном трёхэтажном здании школы, где прежде учился детдомовец Георгий Соловьёв, немцы решили устроить весьма солидный штаб (в него приезжали даже генералы). Чтобы обеспечить жильём офицеров штаба интенданты стали ходить по домам. Зашли и в дом деда Жоры Соловьёва:

– Интендант показал на меня пальцем и сказал: «Юде». Бабушка пыталась возражать: «Нет, нет, он не юде». Но немец стоял на своём: «Юде, юде!». То ли потому, что я был кучерявый, то ли ему кто-то шепнул, что моя настоящая фамилия Хамиловский. И он приказал солдату увести меня.

Первые сутки Жору Хамилов­ского держали в окрестностях Мариуполя. Затем почти сутки везли в еврейское гетто. Там у парнишки проверили кровь и решили, что его можно использовать в качестве донора для немецких солдат.

– Брали столько крови, что перед глазами чёрные мурашки бегали. Затем давали стакан тёплой воды и в неё бросали крупинку сахарина. А чем её размешать? Немец показывал – пальцем. Выпьешь, минут пять посидишь, и тебя коленом под зад – обратно в зону. А через три-четыре дня снова пригоняют на сдачу крови.

Спасли Жору Хамиловского соседи его деда. Гречанка, когда услышала, что его увезли в гетто, переговорила с квартировавшим в её доме немецким офицером. Объяснила, что произошла ошибка: отец парнишки татарин, а не еврей. Более того, он, по мнению советских властей, «враг народа». Офицер посоветовал, что сделать. У деда и бабушки было три дочери. Младшая, Александра, была в Кисловодске, среднюю, Надежду, отправили в Германию на работу. Оставалась старшая дочь – инвалид. С помощью знакомых гречанки бабушка оформила её как мать Жоры. Потом офицер – постоялец гречанки – куда-то позвонил. И тогда другой сосед, Женя, который к тому времени устроился полицаем, поехал в гетто и забрал оттуда Жору.

Показательный расстрел шпаны

Оккупация Украины продолжалась не пять месяцев, как в Кисловодске, а вплоть до 1944 года.

Каждый, как мог, приспосабливался к жизни под фрицами. Вчерашние детдомовцы оккупантов не очень-то боялись и устраивали всевозможные фортели:

– Главный заводила в нашей компании по фамилии Лукашов как-то узнал, что через окно котельной, примыкавшей к зданию школы, в котором немцы разместили штаб, можно пробраться на продовольственный склад, куда завезли много печенья.

Через окно полез самый маленький из нас, Шурка, и угодил в глубокий фанерный ящик, где только на дне что-то лежало. Пока он шарил в темноте, открылась дверь склада, и вошёл немец. Мы условным стуком предупредили Шурку, и он затаился на дне ящика. К счастью, немец до него не дошёл. Что-то положил и покинул склад.

Как-то мы нашли «лимонку» без взрывателя. Обмотали её тряпкой и стали палками гонять по двору. Тут из дома вышел квартировавший там немец и сказал, чтобы не шумели. А мне велел выбросить наш «мяч». Я выполнил приказ, но бросил его в сторону этого офицера. Когда тот увидел, что в него летит граната, то так ломанулся обратно в дом, что чуть двери не выломал. Ох, как же он потом «отходил» меня шомполом и отодрал за уши!

В другой раз мы нашли боевую гранату со взрывателем и решили подгадить фрицам. Во дворе, в полусотне метров от здания штаба, был капитальный общественный туалет с огромной выгребной ямой. Вот мы и надумали бросить гранату в эту яму, чтобы дерьмо разбросало по всему двору и работникам штаба пришлось его нюхать.

Но парнишка с гранатой почему-то замешкался, и она взо­рвалась у него в руке. Оторвало кисть, и живот разворотило так, что кишки вывалились. В это время в туалет шёл немец. Он отнёс раненого мальчишку в лазарет. Там ему промыли и заправили кишки. А живот, в назидание, зашили швом в виде свастики.

В 1980-м году я был в моей бывшей школе в Мариуполе. Когда выступал перед школьниками и рассказал этот случай, один из них встал и сказал: «Так это же был мой дедушка!».

Однако и оккупанты устраивали местным подросткам весьма жестокие «уроки».

– Как-то мы делали шмон на рынке – очень жрать хотелось. И тут облава! Немцы полностью окружили рынок и схватили больше двух десятков подростков. Со словами: «Нечего здесь бандитский мусор разводить», отвели нас к траншее, у которой расстреливали пленных красноармейцев. Выстроили в шеренгу и дали две очереди из автоматов: под самыми ногами и над головой. Кто дёрнулся или пытался бежать, попали под пули. Так погибли шестеро ребят. Немцы спокойно сели в машины и уехали. А мы со всех ног дали дёру.

Георгий Владимирович вспоминает, что оккупанты по-разному относились к местной детворе. Одни – снисходительно, другие – как звери:

– На моих глазах маленький мальчонка подошёл к эсесовцу и что-то попросил. Тот схватил его за горло и стал душить. А затем отбросил в сторону безжизненное тельце. Не знаю, очнулся малыш или нет, потому что я от страха убежал как сумасшедший.

Опухший от голода вернулся в Кисловодск

В ноябре 1946 года в Мариуполь вернулась угнанная на работы в Германию тетя Жорика Надежда.

– От неё я впервые узнал, что где-то на Кавказе живут мои родители. Тётя Надя стала посылать запросы в Кисловодск и разыскала их. Затем по указанному адресу отправила мою фотографию. Мать подтвердила, что я действительно её сын. В декабре 1946 года на перекладных, вшивый и опухший от голода, я добрался до Кисловодска.

Отца Георгия ещё до войны реабилитировали, и он служил в действующей армии, имел боевые награды.

После войны отец работал электриком в городской больнице, а мама – официанткой в санатории «Красные камни». Вернувшегося через девять лет сына они встретили холодно.

– Ни родителей, ни старшего брата нисколько не интересовало: ел я или не ел, учил уроки или не учил…

Но детдомовец Жора привык сам решать свои проблемы. Он успешно окончил семь классов в школе №10 на улице Трудовой, проявив недюжинные способности в рисовании и математике.

После чего вернулся в Мариуполь и поступил на завод. Там парнишка и проработал до призыва на срочную службу.

Служил Георгий в Плавском воздушно-десантном училище, готовившем младший комсостав: сержантов и старшин.

В училище заметили исключительную зрительную память и твёрдую руку курсанта. И незадолго до выпуска перевели его штаб воздушно-десантного корпуса. Там взяли подписку о секретности с двумя нулями и поручили сделать с фотоплёнки увеличенный чертеж американской ракеты «Матадор».

Постепенно Георгия Хамиловского «втянули» в органы гос­безопасности и направляли на предприятия и в учреждения военно-промышленного комплекса Украины. По легенде, он там занимал различные должности, вплоть до главного энергетика Донецкого госуниверситета, но фактически продолжал служить в КГБ. И между делом получил в Донецке три высших образования: инженера, экономиста и юриста.

– Последнее, чем я занимался по заданию органов госбез­опасности, – наблюдал за разработкой магнитных датчиков к торпедам.

Ныне о многолетней службе Георгия Хамиловского в КГБ напоминает только кобура от табельного оружия, которая висит в его рабочем «кабинете».

После выхода на пенсию Георгий Владимирович с супругой Верой Тихоновной жили в курорт­ном украинском городке Умань.

– Там у жены проявилась тяжелейшая ишемическая болезнь сердца, да и я перенёс два инфаркта. Наша единственная дочь Виолетта, которая уже давно живёт в Кисловодске, сказала: «Я к вам не смогу часто приезжать. Поэтому продавайте всё что есть, и переезжайте в Кисловодск».

С 2000-го года Георгий Владимирович живёт в родном Кисловодске. Супруга скончалась в 2014-м году. У него самого со здоровьем большие проблемы: давление скачет от очень низкого – до запредельно высокого. Кроме того, он дважды сильно упал на то бедро, которое ему в детстве повредил осколок снаряда. Так что теперь левая нога почти не работает.

Хотя в Кисловодске у него помимо дочери живёт внучка и правнуки, Георгий Владимирович по детдомовской привычке старается с житейскими делами управляться самостоятельно:

– Я сам стираю, купаюсь. И обед могу приготовить такой, что пальцы оближете. А вчера даже картошку перебирал в подвале.

После возвращения в родной город-курорт у Георгия Владимировича с новой силой пробудился художественный талант. За два десятка лет он сделал множество миниатюрных скульптур из дерева – от индуистских божеств до портрета Бориса Ельцина.

Сейчас руки уже не могут достаточно твёрдо держать резец, но Георгий Владимирович не теряет интереса к жизни: выписывает и от корки до корки прочитывает журнал «Российская Федерация сегодня», через Интернет следит за всеми новостями в стране и в мире.

И о несчастном случае с главой Кисловодска Георгий Владимирович знает все детали. Более того, у него есть конкретное предложение, кто из кисловодчан мог бы заместить Александра Вячеславовича на время его болезни.

Что касается Дня памяти и скорби, то за несколько дней до 22 июня Георгий Владимирович сам позвонил в редакцию «Кисловод­ской газеты» и предложил рассказать о том, что он видел во время Великой Отечественной войны.

Николай БЛИЗНЮК.

Фото автора и из архива Георгия ХАМИЛОВСКОГО.